330

II

Религию можно определить как более или менее стройную систему представлений, настроений, и действий. Представления образуют мифологический элемент религии; настроения относятся к области религиозного чувства, а действия — к области рели­гиозного поклонения или, как говорят иначе, культа. Мы должны прежде всего и больше всего остановиться на мифологическом элементе религии.

Греческое слово «миф» значит — рассказ. Человека поражает известное — все равно, действительное или мнимое — явление. Он старается объяснить себе, как оно произошло. Так возни­кают мифы. Пример: древние греки верили в существование богини Афины (Минервы). Как произошла эта богиня? У Зевеса болела голова и, должно быть, болела очень уж сильно, потому что он решился обратиться к помощи хирургии. Роль хирурга выпала на долю Гефеста (Вулкана), который вооружился секи­рой и так сильно хватил царя богов по голове, что она раско­лолась, и из нее выскочила богиня Афина *. Другой пример:

* [Примеч. из сборн. «От обороны к нападению»] 1. — По поводу моего указания на миф, сообщавший о происхождении богини Афины, г. В. Розанов в «Новом Времени» от 14-го октября 1909 г. упрекнул меня в том, что я будто бы забыл сказать, какое же явление объяснялось у гре­ков Палладой-Афиной и особым способом; ее происхождения. Но мой удивительный критик, сам доводящий до сведения своего читателя, что он не дал себе труда прочитать мою статью, просто-напросто не понял, о чем я говорю. Я привел рассказ о происхождение Афины из головы Юпитера в качестве мифа, объясняющего, как произошла богиня Афина... А почему она произошла так, а не иначе, это уже совсем другой вопрос, на который отвечают не мифы, а науки — история религий и социология. О любезностях, с которыми обращается ко мне г. В. Розанов, толковать не стоит: на юродивых не обижаются, особенно когда они выступают в «Новом Времени». Интересно в психологическом отношении одно: известно ли г. В. Розанову, как объясняет современная наука особенность мифа о происхождении Паллады-Афины? В этом весьма позволительно, усом­ниться [стр. 187].

331

древний еврей спрашивал себя: откуда произошел мир? На этот, вопрос ему отвечал рассказ о шести днях творения и о создании человека из праха земного. Третий пример: современный авст­ралиец племени Эрентэ хочет знать, откуда взялась луна. Это его любопытство удовлетворяется рассказом о том, как в ста­рину, когда еще не было луны на небе, умер и похоронен был один человек — Опоссум *. Скоро этот человек воскрес и вышел из могилы в виде мальчика. Его сородичи перепугались и пу­стились бежать, а он стал преследовать их, крича: «Не бойтесь, не бегите, а не то вы совсем умрете. Я же, хотя умру, но воскресну на небе». И вот он вырос, состарился, потом умер, но затем по­явился в виде луны и с тех пор он периодически умирает и во­скресает **. Так объясняются не только происхождение луны, но и ее периодические исчезновения и появления. Я не знаю, удовлетворит ли такое объяснение кого-нибудь из наших нынешних «богоискателей»; полагаю, однако, что — никого. Но австралийского туземца оно удовлетворяет, так же как удо­влетворял грека известного периода рассказ о появлении Афины из головы Юпитера или древнего еврея рассказ о шести днях творения. Миф есть рассказ, отвечающий на вопросы: почему? и каким образом? Миф есть первое выражение сознания человеком причинной связи между явлениями.

Один из самых выдающихся немецких этнологов нашего вре­мени говорит: «Миф есть выражение первобытного миросозер­цания («Mythus ist der Ausdruck primitiver Weltanschauung») ***. И это в самом деле так. Необходимо очень примитивное миро­созерцание для того, чтобы верить, будто луна есть вышедший из могилы и вознесшийся на небо человек — Опоссум. В чем же состоит главная отличительная черта этого миросозерцания? Она состоит в том, что человек, его держащийся, олицетворяет явления природы. Все эти явления представляются первобытному человеку действиями особых существ, имеющих, подобно ему, сознание, потребности, страсти, желание и волю. Уже на очень ранней ступени развития эти существа, будто бы вызывающие своими действиями известные явления природы, приобретают в представлении первобытного человека характер духов, и,

* Опоссум — небольшое австралийское животное, принадлежащее к сумчатым. Мы еще увидим, каким образом, согласно представлениям дикарей, можно быть человеком и опоссумом или же каким-нибудь дру­гим животным.

** A. van Gennep, Mythes et legendes d'Australie, Paris, p. 38. [А. ван Женнеп, Мифы и легенды Австралии, Париж, стр. 38.]

*** D—r P. Ehrenreich, Die Mythen und Legenden der südamerikani­schen Urvölker und ihre Beziehungen zu denen Nordamerikas und der  А1ten Welt, Berlin 1905, S.10. [Д-р П. Эренрейх, Мифы и легенды южноамери­канских дикарей в сопоставлении с мифами и легендами Северной Аме­рики и Старого света, Берлин 1905, стр. 10.]

332

таким образом, складывается то, что Тейлор назвал анимиз­мом. «Принимают, — говорит этот исследователь, — что ду­ховные существа управляют явлениями материального мира и жизнью человека или влияют на них здесь и за гробом; так как, далее, думают, что они сообщаются с людьми, что поступки последних доставляют им радость или неудовольствие, то рано или поздно вера в их существование должна привести естественно и, можно даже сказать, неизбежно к действитель­ному почитанию их или желанию их умилостивить. Таким об­разом, анимизм в его полном развитии обнимает собою верования в управляющие божества и подчиненные им духи, в душу и в будущую жизнь — верования, которые переходят на прак­тике в действительное поклонение» *.

Это тоже правильно; но нужно помнить, что иное дело — вера в существование духов, а иное дело — поклонение им; иное дело — миф, а иное дело — культ. Первобытный человек верит в существование множества духов, но поклоняется он лишь некоторым из них **. Культ возникает из соединения анимистических идей с известными религиозными действиями. Нам, разумеется, нельзя будет миновать вопроса о том, чем обусловливается это соединение, но мы не должны забегать вперед. Теперь нам нужно ознакомиться с происхождением анимизма. Тэйлор справедливо замечает, что первобытный анимизм служит воплощением сущности спиритуалистиче­ской философии в ее противоположности философии мате­риалистической ***. Но если это так, то изучение анимизма окажет нам двойную услугу: оно не только будет способ­ствовать выяснению наших понятий о первобытных мифах, на и раскроет перед нами «сущность спиритуалистической философии». А этим никак нельзя пренебрегать в такую эпоху, когда многие стремятся воскресить философский спиритуа­лизм ****.

* Эдуард Б. Тейлор, Первобытная культура, т. II, СПБ. 1897, стр. 101. Ср. также: Elie Reclus, Les croyances populaires, Paris 1907, p. p. 14—15 [*Эли Реклю, Народные верования, Париж 1907, стр. 14—15] и Вундт, Völkerpsychologie,   II.  Band, 2-er Theil,  S.  142 [Народная психология, т. II, ч. 2, стр. 142] и след.

** «Vermenschlichung und Personifizierung von Naturerscheinungen, — справедливо говорит Эренрейх, — bedingen an sich noch kein religiöses Bewußtsein» [«Очеловечение и персонификация явлений природы сами по себе еще не обусловливают никакого религиозного сознания»] (Цит. соч., стр. 25).

*** Тэйлор, цит. соч., стр. 8 2.

**** Интересно отметить, что анимизм нашел очень яркое выраже­ние в одном из стихотворений Е. А. Баратынского. Вот это стихотворение («Приметы») 3:

Пока человек естества не пытал

           Горнилом, весами и мерой,        

333

Но детски вещаньем природы внимал,

Ловил ее знаменья с верой;
Покуда природу любил он, она                    

Любовью ему отвечала:      
О нем дружелюбной заботы полна,           

Язык для него обретала.
Почуя беду над его головой,
           Вран каркал ему в спасенье,

И замысла, в пору смирясь пред судьбой,
           Воздерживал он дерзновенье.
На путь ему выбежав из лесу волк,

           Крутясь и подъемля щетину,
Победу пророчил, и смело свой полк

Бросал он на вражью дружину.
Чета  голубиная,  вея над ним,

Блаженство любви прорицала.                                               

В пустыне безлюдной  он не был одним:

Нечуждая жизнь в ней дышала.

Баратынский наивно сожалел о том, что успехи ума лишили человека анимистических иллюзий:                                             

Но чувство презрев, он доверил уму,   
Вдался в суету изысканий...               

И сердце природы закрылось ему,      
                                                И нет на земле прорицаний.

Это, конечно, смешно, как заметил еще Белинский 1.   Но  анимисти­ческий взгляд все-таки выражен Баратынским как нельзя более ярко.  

726

К стр.  330

1 Перепечатывая первые две статьи в 1910 г. в сборнике «От обороны к нападению», Плеханов снабдил их новыми примечаниями, которые при­водятся здесь с указанием страниц этого сборника.

К стр. 332

1 См. Э. Тэйлор, Первобытная культура, Соцэкгиз, 1939, стр. 265.

2 См. там же, стр. 264.

3 См. Е. Баратынский, Стихотворения, «Советский писатель», 1948, стр. 166-167.

К стр. 333

1 В статье, посвященной творчеству Е. Баратынского, Белинский дает оценку стихотворения «Приметы», заканчивая ее следующей репли­кой: «Коротко и ясно: все наука виновата! Без нее мы жили бы не хуже ирокезов...» (В. Г. Белинский, Полное собрание сочинения, т. VI, АН СССР, 1955, стр. 471).