Г.В. ПЛЕХАНОВ
РУССКИЙ БЛАНКИЗМ
(Глава из книги "НАШИ РАЗНОГЛАСИЯ", 1885 г.)
Теперь прошло уже десять лет со времени появления важнейших из программ семидесятых годов. Десять лет усилий, борьбы и тяжелых иногда разочарований показали нашей молодежи, что организация революционного движения в крестьянстве невозможна при современных русских условиях. Бакунизм и народничество как революционные учения отжили свой век и находят теперь радушный прием лишь в консервативно-демократическом литературном лагере. Им предстоит или совершенно утратить свои отличительные черты и слиться с новыми, более плодотворными революционными течениями, или застыть в своем старом виде и служить опорой для политической и социальной реакции. Наши пропагандисты старой пробы также сошли теперь со сцены. Но хотя в течение целых десяти лет "каждый день приносил нам новых врагов, создавал новые, враждебные нам общественные факторы", хотя социальная революция "встретила" за это время некоторые немаловажные "препятствия", русский бланкизм возвышает теперь свой голос с особенной силой, и, по-прежнему уверенный в том, что "современный исторический период особенно благоприятен для совершения социальной революции", он по-прежнему обвиняет всех "несогласномыслящих" в умеренности и аккуратности, повторяя на новый лад свою старую погудку: "Теперь или очень не скоро, быть может, никогда!", "мы не имеем права ждать", "пусть каждый соберет свои пожитки и отправится в путь", и так далее и так далее. С этим-то окрепшим и, если можно так выразиться, помолодевшим бланкизмом и приходится иметь дело всякому, кто хотел бы писать о "разногласиях", существующих в настоящее время в русской революционной среде. С ним тем более придется считаться при исследовании вопроса о "судьбе русского капитализма".
<...> При полном отсутствии того, что немцы называют "историческим смыслом", русский бланкизм с большою легкостью переносит и будет переносить это понятие об особенно благоприятном для социальной революции "моменте" с одного десятилетия на другое. Оказавшись лжепророком в восьмидесятых годах, он с достойным лучшей участи упорством возобновит свои пророчества через десять, через двадцать, через тридцать лет и будет возобновлять их вплоть до того времени, когда рабочий класс поймет, наконец, условия своего социального освобождения и будет встречать его проповедь самым гомерическим хохотом. Для пропаганды бланкизма благоприятен каждый исторический момент, кроме момента, действительно благоприятного для социалистической революции.
Но пора точнее определить употребляемые мною выражения. Что такое бланкизм вообще ? Что такое русский бланкизм ? <...>
"Бланки прежде всего политический революционер - читаем мы в одной статье Энгельса, - социалист лишь по своим чувствам, симпатизирующий народу в его страданиях, но не имеющий никаких определенных мер социального переустройства. В своей политической деятельности он был, главным образом, так называемым (человеком дела), убежденным в том, что небольшое число хорошо организованных людей, выбравши подходящий момент и произведя революционную попытку, может увлечь народную массу одним - двумя успехами и совершить, таким образом, победоносную революцию. В царствование Луи Филиппа он мог организовать это ядро, конечно, лишь в виде тайного общества, и тогда произошло то, что всегда происходит при заговоре. Составляющие его люди, утомившись вечной сдержанностью и напрасными обещаниями, что дело скоро дойдет до решительного удара, потеряли, наконец, всякое терпение, перестали повиноваться, и тогда оставалось одно из двух: или дать распасться заговору, или начинать революционную попытку без всякого внешнего повода. Такая попытка и была сделана (12 мая 1839 г.), и была подавлена в самом начале.
Впрочем, этот заговор Бланки был единственный, который не был открыт полицией.
Из того, что Бланки всякую революцию представлял себе в виде вспышки небольшого революционного меньшинства, сама собою следует необходимость революционной диктатуры после удачного переворота; конечно, диктатуры не целого революционного класса, пролетариата, но небольшого числа тех, которые совершили вспышку и которые сами еще ранее того подчинялись диктатуре одного или немногих избранных.
Читатель видит, - продолжает Энгельс - что Бланки есть революционер старого поколения. Подобные представления о ходе революционных событий слишком уже устарели для немецкой рабочей партии, да и во Франции могут встретить сочувствие лишь со стороны наименее зрелых или наименее терпеливых рабочих".
Мы видим, таким образом, что социалисты новейшей, научной школы смотрят на бланкизм, как на устаревшую уже точку зрения. Переход из марксизма в бланкизм, конечно, не невозможен, - чего не бывает на свете? - но он ни в коем случае не будет признан ни одним из марксистов прогрессом в "политико-социальных убеждениях" какого-либо из их единомышленников. Только с точки зрения бланкиста такая "эволюция" может быть признана прогрессивной.
Мы видим, кроме того, из приведенных слов Энгельса, что ткачевское понимание "насильственной революции" как чего-то "навязанного" меньшинством большинству есть не что иное, как бланкизм, который можно было бы назвать самым чистопробным, если бы редактор "Набата" не вздумал доказывать, что в России социализм не нужно даже навязывать большинству, коммунистическому "по инстинкту, по традиции".
Отличительной чертою русской разновидности бланкизма является, таким образом, лишь заимствованная у Бакунина идеализация русского крестьянства.
<...> Обнаруживается различие между точками зрения социал-демократов с одной стороны и бланкистов - с другой. Первые требуют объективных гарантий успеха своего дела, гарантий, которые заключаются для них в развитии сознания, самодеятельности и организации в среде рабочего класса; вторые довольствуются гарантиями чисто субъективного свойства, отдают дело рабочего класса в руки отдельных лиц и комитетов, приурочивают торжество дорогой им идеи к вере в личные свойства тех или других участников заговора. Будут заговорщики честны, смелы и опытны - восторжествует социализм; недостанет у них решимости или уменья - победа социализма отодвинется на время, быть может, короткое, если явятся новые, более умелые заговорщики; а может быть, и бесконечно долгое, если таких заговорщиков не будет. Все подводится здесь к случаю, уму, уменью и воле отдельных единиц.
<...> С точки зрения социал-демократа истинно революционное движение настоящего времени возможно только в среде рабочего класса; с точки зрения бланкиста революция только частью опирается на рабочих, имеющих для нее "важное", но не главное значение. Первый полагает, что РЕВОЛЮЦИЯ имеет "особенно важное значение" ДЛЯ РАБОЧИХ; по мнению второго, РАБОЧИЕ имеют, как мы знаем, особенно важное значение ДЛЯ РЕВОЛЮЦИИ. Социал-демократ хочет, чтобы рабочий САМ СДЕЛАЛ свою революцию; бланкист требует, чтобы рабочий ПОДДЕРЖАЛ революцию, начатую и руководимую за него и от его имени другими, положим хоть гг. офицерами, если вообразить нечто вроде заговора декабристов. Сообразно с этим изменяется и характер деятельности и распределение сил. Один обращается главным образом к рабочей среде, другие имеют с ней дело только между прочим и когда этому не мешают многочисленные, сложные, непредвиденные и все более и более возрастающие нужды начатого вне ее заговора. Это - различие огромной практической важности; именно им-то и объясняется враждебное отношение социал-демократов к заговорщическим фантазиям бланкистов.
* * * * *