310

Всероссийское разорение.

В России голод. Широким, все уничтожающим потоком разли­лось бедствие по лицу русской земли, захватив огромную полосу от Вятки до Акмолинской области, от Крымского полуострова до То­больска. От так называемого на официальном языке недорода хлебов пострадали губернии: Нижегородская, Симбирская, Саратовская, Пен­зенская, Тульская, Казанская, Самарская, Оренбургская, Тамбовская, Рязанская, Воронежская, Вятская, Уфимская, Курская, Орловская, Костромская, Астраханская, Пермская, Херсонская, Харьковская, То­больская, Таврическая, части Черниговской и Московской и области Уральская и Акмолинская. Не известно с точностью население этой обширной полосы; по некоторым расчетам оно доходит до 40 милл., т. е. превышает население всей Франции. Русское правительство очень заботится о том, чтобы газеты не волновали читающую публику слишком мрачными известиями из пострадавших местностей: за одну опечатку в телеграмме, касавшейся продовольственного вопроса, «Русские Ведомости» получили второе предостережение. Но истина, хотя и прикрытая цензурной рогожкою, пробирается, однако, на свет божий, производя потрясающее впечатление на всех тех, в ком не окончательно одеревенели нервы. «Известия о голоде с каждым днем становятся все тревожнее, — говорил только что названный орган еще в № от 17 октября текущего года. — Газеты постоянно приносят новые страшные подробности, печатают раздирающие душу письма о бед­ствиях, испытываемых населением в неурожайных местностях. За исключением немногих скептиков, стремящихся отвести глаз.а от печальных картин, все согласны в том, что беда, постигшая нашу страну в этом году, громадна и беспримерна в летописях последних десятилетий. Всего печальнее то обстоятельство, что в большинстве местностей, постигнутых бедствием, неурожай коснулся всех родов возделываемых растений и что полный недобор хлеба совпал с отсут­ствием корма для скота».

311

       Мы увидим ниже, до какой степени слова «Русских Ведомостей» далеки от преувеличения. Теперь же, немногими примерами, напомним читателю положение дел в различных уголках голодающей полосы.

       «В последнем заседании самарского епархиального коми­тета доложено, между прочим, письмо священника села Ан­дреевки, Бузулукского уезда. Письмо — совершенно простое, бесхитростное, не красноречивое, но оно в нескольких строках рисует картину ужасного бедствия, — народного голода.

       «По словам священника, во вверенном ему приходе голод уже достиг крайних пределов. В августе население питалось остатками от скудного урожая и кое-какими заработками. В начале сентября распродали за бесценок домашний скот, чтобы прокормиться. С половины сентября — есть буквально нечего. Изнуренные голодом люди, с утра до вечера, бродят из дома в дом, выпрашивая милостыню, и возвращаются к своим семействам с пустыми сумами: милостыни уже никто не подает

       «Около недели, — пишет священник, — ко мне ежедневно приходят голодные, преимущественно же — женщины и дети, чтобы высказать свое отчаяние, при чем сильно и подолгу пла­чут» («Новости», 15 октября).

        А вот что пишет в редакцию «Нового Времени» госпожа Е. По­ловцова из Рязанской губернии:

       «Милостивый государь. Хотя в настоящее время и органи­зовано несколько центров, куда стекаются пожертвования, тем не менее, как свидетельница ужасных бедствий, разразившихся над нашим Скопинским уездом, вследствие полного неурожая, решаюсь обратиться ко всем тем, кто в состоянии отозваться на чужое горе.

       «Голод — это чудовище, неумолимое, страшное, надвигается на нас все ближе и сильнее и жертвам его некуда бежать, некуда спрятаться.

       «Едят лебеду вместо хлеба, но и лебеда уже к концу, а впереди почти год, страшный, голодный, холодный. Ни карто­феля, ни капусты, ни огурцов; скотину кормить нечем, топить тоже нечем, нет ни мякины, ни соломы, даже побираться идти некуда, — пришлось бы просить у таких же бедняков, которые ничего не могут дать.

312

«Положение безвыходное.

«В довершение ужаса — пожары: сотни семейств остаются под открытым небом, голодные, без пристанища. «Лучше смерть», говорят многие...»

О другом уезде, Епифановском, той же губернии г. П. Миртьенов рассказывал в ноябре истекающего года, что лебеда сделалась там главным питательным продуктом.

«...Заваривают кипятком один пуд лебеды, - получается что-то вроде грязи, с тяжелым запахом, — потом высыпают туда муки и пекут хлебы. Получается хлеб землистого цвета, с не­приятным, тяжелым запахом; говорят, если поесть этого хлеба теплым, то совершенно очумеешь; собаки и кошки его не едят, а куры от него дохнут; ребята же от такого хлеба долго ревут и часто, наплакавшись, засыпают голодными, Но и этого хлеба станет не больше, как на одну неделю; плохо и грудным: они напрасно теребят пустые уже груди измученных и горем и такой пищей матерей; плач и стоны такого ребенка преследовали меня в вагоне почти без перерыва от Богородицка до Москвы; мать везла его в воспитательный дом».

Из Екатеринбурга, Пермской губ., в «Неделю» сообщают:

«Массы крестьян из деревень, в лохмотьях или совсем без покрова, все чаще и чаще начинают являться на улицах нашего города, прося христа ради хлеба. Ночь они проводят в «ночлеж­ном», где помещения на 200 человек, а их там набивается более 1.000. Понятно, что от этого развиваются болезни и смертность, так что ночлежный представляет и больницу, и мертвецкую. Администрация ограничивается пока тем, что понемногу спу­скает эту массу обратно в опустелые деревни; но это меры, очевидно, временные, потому что деревни представляют ужасные картины: скота нет, домашность и одежда распродана или зало­жена, дома большею частью заколочены. Если какой народ и сидит в деревне, то это доедающие последние крохи и ждущие, пока перемрут ребята, чтобы освободиться и идти в город. В го­род приходят положительно по нескольку дней не евши. Вот ха­рактерный случай в селе Покровском, в 80 верстах от Екате­ринбурга: мать четверых ребят пришла к священнику исповедоваться и на духу говорит, что она думает зарезать ребят, так как не может видеть, как они умрут с голоду. Священник

313

собрал кое-что и пошел накормить их, но было уже поздно: после того, как они поели, начались конвульсии и трое тут же умерли. Хлеб страшно вздорожал и достать его трудно».

Вот что происходит, вернее сказать, происходило, еще в истек­шем сентябре, в Тульской губернии:

«В редакцию местной газеты «Орловский Вестник» доста­влены образцы «хлеба», который едят крестьяне Новосильского уезда, Тульской губ. Состав этого хлеба следующий: жмыхи, лебеда, подсев, т. е. то, что остается от просевания ржи перед молотьбою, иначе говоря, земля с наихудшими, наимельчайшими зернами ржи, да еще с разною непитательною дрянью, и самую меньшую часть составляет ржаная мука; стало быть, голод в Новосильском уезде самый внушительный, когда там крестьяне принуждены есть такой «хлеб». Вероятно, хотя подлинно и не­известно, такой же хлеб едят и в нашей — Орловской — губер­нии, в уездах, прилегающих к Новосильскому, в Ливенском, Елецком; это я заключаю из того, что уезды эти были ничуть не в лучшем положении, чем Новосильский: в этих уездах уже давно ели знаменательную «болтушку» из разных трав...» («Новое Время», от 29 сентября 1891)

В Вольском уезде, Саратовской губернии, «не уродилось ни хлеба, ни кормов; заработков нет; денежные и хлебные запасы исто­щились; нищенство день ото дня развивается все более, а предстоящая зима сулит некоторым местностям уезда голодовку, какой население не испытывало и в тяжелом 1880 г.» («Р. В.» № 304). Из Балашовского уезда, той же губернии, идут подобные же известия. Там уже осенью истекшего года были случаи, когда люди не ели по нескольку дней.

«Московские Ведомости» напечатали письмо г. Шишова от 11 октября, под заглавием: «Какой едят хлеб в Симбирской губ.». «Сегодня мною посланы вам образцы хлеба, которым питаются в большинстве сел и деревень в уездах Курмышском, Алатырском и Ардатовском, — говорит г. Шишов. — Нужда здесь страшная, люди едят то, что отказываются есть животные. Хлеб, который я вам посы­лаю, приготовляется из лебеды с примесью мякины и небольшого ко­личества ржи; отвратительный на вкус, горький, и притом сыроватый, так как не пропекается вполне, он составляет единственную пищу и старого и малого в семье; получить другого неоткуда, посылать за

314

милостыней — бесполезно, ибо ввиду грядущей нужды отказывают в подаянии и те, кто теперь пока еще имеет кой-какие запасы; невы­носимо тяжело смотреть на детей, питающихся подобным хлебом».

«Грозная туча уже собралась над уездом и готова разразиться голодом повсеместным и почти поголовным, — писали в «Русские Ведомости» в половине октября из Шадринского уезда, Пермской гу­бернии. — Уже и теперь 77.000 жителей питаются хлебом из сорных трав с незначительной примесью ржи. Домашний скот, избалованный добрым сеном, отвертывается от этого хлеба, а люди едят и благодарят бога, у кого есть запас сорной травы на завтрашний день. Но и урожай сорных трав не был значительным. Недалеко то время, когда не оста­нется ничего. Даже и теперь обычное явление, что люди по два и по три дня остаются без всякой пищи, а что будет дальше - страшно подумать. Мы, местные жители, с замиранием сердца ждем этого страшного бедствия»...

В Нижегородской губернии крестьяне, получив ссуду для посева озимого хлеба, во многих местах не могли выехать на пашню: обесси­ленные голодом, они уже неспособны были к работе.

С наступлением зимы к недостатку хлеба присоединился недо­статок топлива, к бедствиям голода — бедствия холода. Неуди­вительно, что совокупность таких условий вызвала огромную заболе­ваемость в среде крестьянства. Голодный тиф уже начал свою страш­ную работу...

Пораженные неурожаем местности еще в недавнее время пред­ставляли собою самую плодородную часть России. Недостаток хлеба в этих местностях означает недостаток и дороговизну его в других частях империи, всегда нуждавшихся в привозном хлебе.

Наша крупная и мелкая промышленность поддерживается пока еще главным образом внутренним сбытом. Читатель понимает, какова может быть покупательная сила голодного или полуголодного кре­стьянства. Кустарные и фабрично-заводские изделия, от кумача до сельскохозяйственных орудий, лишаются сбыта; кустари бедствуют; крупные предприниматели «работают» неполные часы или совсем закрывают фабрики, нередки и случаи банкротства между ними; масса рабочих лишается занятий в ту самую минуту, когда, при дороговизне хлеба, она в них наиболее нуждается. Уже с осени в газетах появились самые печальные известия о положении рабочих в центральном про­мышленном округе и на Урале. Зимою оно, без всякого сомнения, еще более ухудшится.