I.

Припомним времена крепостного права. Помещик сажал своих крестьян на тягло, давал им землю (Впрочем, это так только говорится, что он давал се. На самом деле земля принадлежала прежде крестьянам, помещики ее отняли у них и стали потом им лес «давать» ее за работу.). Крестьяне обрабатывали эту землю и тем кормились. На обработку этой земли им давалось где два, где три дня в неделю. Остальные дни недели они работали на барщине и ничего не получали за свой труд. Помещик продавал хлеб, засеянный, убранный и отвезенный к купцу его крепостными, и клал себе в карман полученные от купца денежки. Эти деньги составляли его доход. Откуда же получался этот доход? Понятно откуда. Доход помещики создавался даровым трудом крестьянина.

Теперь нет крепостного права. Теперь крестьяне и рабочие свободны. Теперь они работают по вольному найму. И это, конечно, лучше, чем работать из-под крепостной палки. Но не надо думать, что наемный рабочий трудится только на себя. Нет, он трудится также и на хозяина. Доход хозяина (фабриканта, заводчика, помещика, земля которого обрабатывается наемными рабочими) создается даровым трудом наемного рабочего.

Мы сейчас объясним это. А теперь вернемся к барину, владеющему крепостными «душами».

Вообразим, что вышел такой закон, который запретил крепостным работать на помещика больше одного дня в неделю. К чему привел бы такой закон?

Крепостной крестьянин мог бы лучше обработать свою собственную ниву. Он мог бы отдохнуть лишний день. Мог бы заняться каким-нибудь промыслом. Во всяком случае, как бы ни поступил крестьянин, новый закон принес бы ему большую пользу.

Конечно, пользуясь своей властью, помещик дошел бы крестьянина не мытьем, так катаньем. Он мог бы потребовать от него денежного оброка. Мог бы сократить его запашку (дескать, все равно, толку от тебя мало) и так далее. Все это было бы возможно при неограниченной власти помещика. Поэтому к закону, запрещающему крестьянину работать на помещика больше одного дня в неделю, нужно было бы прибавить еще один закон, запрещающий помещику уменьшать запашку крестьян, требовать с них денежного оброка и вообще взыскивать с них те потери, которые принес бы ему первый закон.

Вообразим же, что правительство запретило помещику взыскивать с крестьян эти потери. Что произошло бы тогда в хозяйстве нашего помещика?

У него оказалось бы слишком мало рабочих. Для обработки его земли каждый крестьянин по три дня в неделю проводил на барщине. Теперь каждый крестьянин работает на него только один день. Ясно, что вся земля помещика не может быть обработана теперь его крепостными. Положим, у него 300 десятин, и для обработки этих 300 десятин все его крестьяне должны были прежде работать по три дня в неделю. Теперь они работают только один день. Значит, они обработают только 100 десятин. А что же сделает помещик с остальными?

Для их обработки он должен искать новых работников, которым должен платить деньгами или землею. Положим, что были бы такие вольные работники, которые до издания новых законов скитались бы без работы из одной деревни в другую. К ним и обратился бы наш помещик: они получили бы от него работу, а с нею и кусок хлеба.

Помещику невыгодно было бы расходоваться на наем этих работников. Но работникам выгодно было бы найти работу. Стало быть, невыгодные помещику новые законы были бы выгодны его крепостным и тем вольным людям, которые скитались без работы и без пристанища. Помещик плакался бы на новые законы. Он говорил бы, что их придумали злые люди. А крепостные крестьяне и пропадавшие без работы вольные люди радостно приветствовали бы эти законы.

Но, может быть, наш помещик стал бы обрабатывать свои поля машинами. Известно, что машиной и на поле и в мастерской можно сделать во много раз больше, чем без машины. Поэтому, накупив машин, наш помещик, пожалуй, и обошелся бы как-нибудь без найма новых работников, своими крепостными, работающими не более одного дня в неделю.

Но ведь чтобы помещик мог купить машины, - надо их сделать. А делают их опять-таки работники. Значит, чем больше стали бы покупать помещики машин, тем больше стали бы нанимать рабочих на машиностроительные заводы. Некоторые из людей, пропадавших прежде без работы, нашли бы теперь места на машиностроительных заводах. И эти люди радостно приветствовали бы появление законов, запрещающих крепостным работать на помещиков больше одного дня в неделю.

Вообразим теперь такой случай. Крепостные крестьяне, работающие на помещика только один день в неделю, в свободное время стараются как можно больше учиться. И изучают они особую науку, ту науку, которая показывает, каким образом могут они совсем избавиться от помещика: не только не работать на него даже один день в неделю, но и всю помещичью землю обратить в свою собственность. Тогда еще полезнее для них оказались бы новые законы и еще понятнее было бы, почему не любят этих законов помещики.

Все это мало похоже на правду. При крепостном праве не было законов, запрещавших крестьянам работать на помещиков больше одного дня в неделю. Да если бы и были такие законы, то вряд листали бы учиться крепостные крестьяне. И очень трудно, а лучше сказать, невозможно им было дойти до такой науки, которая научила бы их, как избавиться от помещиков и отобрать их землю.

Но то, что мало похоже на правду, когда мы говорим о крепостных крестьянах, есть истинная правда, когда мы говорим о нынешних наемных рабочих.

Теперь рабочие могут добиться таких законов, которые сократят время их дарового труда на хозяев. Теперь легко рабочим дойти до той науки, которая покажет им, каким образом могут они совершенно покончить с хозяевами и завести новый общественный порядок. И не только могут дойти рабочие до этой благодетельной науки. Они уже доходят до нее. Они все лучше и лучше понимают ее. Но у них мало свободного времени. Оттого учатся они все еще слишком медленно. Если бы удалось рабочим добиться сокращения рабочего дня до восьми часов, то времени у них было бы больше; учились бы они скорее и скорее избавились бы от хозяйского гнета.